Леска понятия не имела, что сейчас о ней говорит хозяйка.

– А подружка у меня была одна, она на двадцать лет старше, знаешь, что она мне сказала? Жить надо не так, как от нас этого ждут, а как велит сердце. «Я слишком поздно это поняла, а ты еще можешь воспользоваться моим советом».

Вот я подумала, на кой хрен мне эта порядочная со стороны жизнь, если внутри нее нет никакого порядка. Будто я все время расставляю вещи максимально неудобно для себя, лишь бы со стороны все выглядело прилично. Я всегда хотела жить неприлично, чтобы у моих поступков не было никакого обличья.

– Тетя Надя, ты смотрела фильм «Во все тяжкие»?

– Это про наркотики?

– В некотором роде.

– Любовь – вот настоящий наркотик, все остальное подделка и пустая трата здоровья и времени.

– А где сейчас твоя подруга?

– Отправилась во все тяжкие. На прошлой неделе была на ее похоронах. Лежит она себе в гробу, вся приличная, и похороны торжественные, и все произносят речи, но никто, кроме меня, не знает по-настоящему эту женщину, а все потому, что похороны важнее покойника, так же как пьянка на день рождения важнее именинника. Короче, внукам она завещала деньги, а мне открытия, которые она сделала буквально перед тем, как нажать на включатель того света. Поэтому я не буду больше притворяться, моя дорогая племянница. Я буду жить не так, как от меня ждут, а так, как я хочу. Сильный мужик, но внутри него ребенок, который хочет на ручки к папе. Просто ему не хватило папы.

– Это ты про своего ученого?

– Ну да. Найдется же стерва, которая ему за меня отомстит.

Надя и Феликс. Химия чувств

– Вот думаю, в колбе тебя хранить или в пробирке? – смотрел Феликс на Надю влюбленным взглядом, когда они снова встретились на очередном банкете в честь вручения премии по элементарной физике.

– В сердце.

– Я бы с радостью, но у меня нет сердца.

– Где же оно?

– Давно уже в Кунсткамере в банке со спиртом.

– Я бы тоже хотела жить в Питере.

– Угу, – пробубнил ученый, неожиданно улыбнувшись кому-то в толпе гостей. Разговор то и дело обрывался на рукопожатия знакомых и немые встречи взглядов знакомых, коих было полно в этом зале. Феликса знали все.

– Где же я в таком случае буду жить?

– Ты же только что хотела в Питере, я еду туда на днях в командировку.

– Я серьезно.

– В голове тебя устроит?

– В этой толпе? Я же там запутаюсь, в лабиринте извилин среди гипотез и теорий.

– Я выделю тебе комнату в зале открытий. Ты будешь моим самым великим открытием.

– Какая честь.

– Думаю, тебе там будет удобно.

– А тебе?

– И мне, мне легко будет тебя найти.

– Среди других ассистенток?

– Нет, что ты, я же сказал, что у тебя будет отдельная комната со всеми удобствами.

– Апчхи, – чихнула я.

– Тебе начихать на меня.

– Нет, у меня аллергия на кошек.

– На каких кошек?

– Эти стервы, которые постоянно крутятся вокруг тебя. Думаешь, я не вижу?

– А, киски? Не обращай внимания. Ты самая любимая моя кошка. Я готов гладить тебя бесконечно.

Потом он уехал. Таким ненавязчивым слогом мы переписывались каждый божий день. И действительно казалось, что все эти дни были посланы Богом. Куда бы он ни послал его, я готова была следовать за Феликсом. Он постоянно звонил мне, но чаще писал из своих командировок, что скучает, что хочет быть рядом, что ждет.

Я взяла отпуск за свой счет и приехала на неделю в Питер. Неделя счастья пролетела как «Красная стрела».

– Ты еще не уехала, а я уже скучаю, – говорил он, вонзая свою ладонь в мои волосы и пытаясь в темноте ночи найти мои глаза. – Ты же хочешь узнать меня поближе?

– Куда уже ближе, Феля.

– Переезжай ко мне насовсем.

– Если я приеду, то сразу с вещами.

– Правильно, хочешь узнать человека поближе – приезжай к нему с вещами.

– Ты всегда был таким остроумным или только со мной?

– Просто ты меня вдохновляешь.

– Только бы ты не начал писать стихи.

– А что плохого? Чтоб чувства добрые я лирой пробуждал.

– У меня уже был один поэт.

– У тебя был поэт? Ты мне не говорила! – Вспыхнула ревность в глазах Феликса.

– Ну, стихи у него были неплохие, самое плохое заключалось в том, что все они были посвящены мне.

– А что же здесь плохого?

– Это утомляет. Душно стало от стихов, от постоянного воспевания меня. Почувствовала себя покойницей, которую уже отпевают.

Если бы я могла, я бы ушла раньше, но я не смогла, осталась на ночь. Он долго настаивал, чтобы Надя перебралась к нему, но она была неприступна до тех пор, пока он не предложил ей руку и сердце, хотя ранее клялся, что браков никогда не будет, потому что он уже женат на науке. Внешне оставаясь спокойной, Надя была вне себя от радости, душа ее прыгала на месте, как ребенок, которому подарили не только Барби, но и Кена. И она уже точно была уверена, что выйдет за него замуж, ее даже не смутил один из моментов, точнее сказать, что она восприняла его как шутку. Надя еще не знала, как долга и терниста будет дорога к ЗАГСу.

– Мы поженимся, непременно поженимся, дорогая. Мы будет счастливы, ты будешь моей любимой кошкой, дай мне слово, что ты не будешь ревновать меня к другим кошкам.

– Но ты же не будешь давать мне повода?

– Конечно буду, а ты его просто не бери, просто дай мне свободы, мне она необходима для новых открытий.

Надя была настолько опьяненной от предложения, она не подозревала, что стоит за словом «открытие».

Феликс открывал новых женщин совсем не как Колумб Америку: уникально, неожиданно, смело. А скорее как винные бутылки во время разгульной вечеринки: бесшабашно, молодо, пьяно.

Потом уже в ЗАГСе он долго надевал мне кольцо на палец, глядя в мои глаза и повторяя как мантру: «Я сделаю тебя счастливой, вот увидишь, ты будешь самой счастливой женщиной на свете, только обещай мне не ревновать». Все это время он накручивал мне кольцо, будто там была резьба. Снять его действительно оказалось не так просто.

– Ты имеешь в виду развестись?

– Ну да. Ты все понимаешь.

– Тетя, я с тобой уже столько лет.

– Сколько?

– Мне кажется, что всю жизнь. Ты такая классная.

– Да, я все время рассказываю тебе одну и ту же историю.

– Всегда по-разному.

– Сплошные ремейки.